Катя и Дима

Катя и Дима (имена изменены) - помолвлены. Они познакомились на курсе анатомии на медицинском факультете, где продолжают сейчас учиться. Катя переехала в 2019 году, Дима живет в Чехии уже седьмой год, с июня 2021 является координатором чешского отделения МДД "Весна". Катя - из Киева, Дима - из Тулы. Мы задали им вопросы об их жизни, причинах переезда и о том, как война отразилась на них обоих.

Расскажите, почему вы решили переехать?

Дима: По тем же причинам, по которым переезжают из России. Пока я жил там, мне виделось, что это все закончится очень плохо. Вторая причина - это то, что я не мог получать образование медицинское в России, потому что я из семьи врачей, и мы знаем, что медицинское образование в России ухудшается с каждым годом и находится сейчас в плачевном состоянии. Если я хотел быть врачом, надо было уезжать.

Катя: У меня были немного другие причины. Главная цель была просто получить хорошее медицинское образование. У нас [в Украине] достаточно популярно получать образование за рубежом: в Польше, Чехии.

Расскажите о вашем окружении до переезда и после: ваша семья, ваши друзья, близкие. Какие взгляды у этих людей? Вы познакомились до войны, но все же после аннексии Крыма - как эта ситуация отразилась на вас и вашем окружении?

Дима: Моя вся семья отнеслась к аннексии Крыма ужасно. Я помню эти времена: 2014 год, мне было 16 лет, ко мне пришла моя мама сказала: “Собирай вещи, ты сейчас уезжаешь в Чехию” - у меня в Чехии живет сестра - потому что она думала, что начнется то, что началось сейчас, в 2022 - война не обычная, а война глобальная. Но европейцы тогда это все проглотили. Я доучился в России до 11 класса. Мой папа – этнический украинец, у мамы есть родственники, украинцы, но она русская. Мы все относились к этому ужасно, совершенно ужасно. У моего отца есть родственники, которые говорят только на украинском. Мой папа родился в Новосибирске, но он родился в украинской семье: у его деда была фамилия Суленко [фамилия изменена] и Линник [фамилия изменена] и они родились в небольших городах в Украине. Это были именно те переселенцы, которые переезжали на Сибирь за землей.

То есть они добровольно переехали?

Дима: Да, еще при Советском Союзе. Одна часть из Харьковской, а другая часть из Сумской области. После аннексии я прихожу в школу, мне учитель по географии говорит, что Украина это продажная девка и то, что сейчас мы там всем покажем. И все мои одноклассники считают точно так же. Я не понимал, как? Что за ужас? Так что у меня позиция изначально была: это начало конца.

Катя: Когда в 14 м году началась оккупация Крыма, я была в восьмом классе, и тогда, конечно, это я это все воспринимала абсолютно иначе, чем сейчас. Сейчас у меня абсолютно другое осознание ситуации. Потому что безусловно на уроках, мы читали об этом нам, и мы это ощущали, но я не принимала непосредственно в этом участие. Тогда это как-то по другому абсолютно ощущалось: казалось, что все это далеко и что это скоро закончится. Я не ожидала, что это так затянется. Конечно, тогда было страшно, мы даже какое-то время не ходили в школу, но мы верили, что если Майдан победил, даже несмотря на ужасные жертвы, то и с Крымом ситуация тоже вскоре разрешится.

Кто-то из твоих родственников и друзей участвовал в Майдане?

Катя: Мои старшие друзья участвовали, но мои родители нет. Они больше заботились о семье, о детях, участников Майдана поддерживали как могли: финансово.

Изменилось ли ваше окружение, когда началась война? Что думают о происходящем ваши друзья, родственники, люди, с кем вы поддерживаете контакт?

Дима: Мне в этом плане повезло, потому что у меня все, все мои близкие люди, они изначально были против войны. Был, конечно, случай с моей двоюродной бабушкой: она не понимала, как работает интернет - она смотрела телевизор и в какое-то время и тоже начала моей родной бабушке рассказывать всю эту пропагандистскую чушь. Мы ей настроили телеграм, она узнала про все те ужасы, что там происходят. Сейчас у нее нормальная абсолютно позиция. Есть у меня двоюродные родственники со стороны папы, которые, как я думаю, поддерживают войну. Они, может быть, более пассивные, но мы с ними больше не общаемся. И, собственно, мы и до этого с ними не общались.

Катя: У меня в моей семье произошел определенный раскол, на примере двоюродной сестры моей мамы. Казалось бы, это достаточно близкие родственные связи, и она очень долго прожила в Украине, училась здесь. Еще во время Советского Союза ее родители переехали в Москву, и они уже там довольно долго живут. Со стороны этой части родственников не было нормальной позиции, поэтому мы с ними просто не общаемся, я их уже не воспринимаю, как мою семью, как бы это ни звучало. Но вот со стороны реально близких людей, моих друзей, даже из России и Беларуси, я встречала только поддержку и активно отрицательное отношение к войне. Возможно, мне повезло, потому что у меня большинство моих друзей с медицинского факультета, они образованные и уровень интеллекта явно высокий.

Катя, ты была когда-нибудь в России?

Катя: Нет

Был ли ты, Дима, в Украине? И если да, то какие у вас ощущения были от страны?

Дима: Я в Украине был. Мы приехали в Украину в 2013 году, и буквально через полгода начался Майдан, и мы видели, что сейчас происходит во всех тех местах, где мы гуляли в Киеве и видели своими глазами. Это произвело на нас огромное впечатление: даже в те времена Киев был отличным городом, намного лучше Москвы. По мне - намного свободнее, намного проще, легче было дышать. Все мы там общались по-русски. Нигде ни с кем не было никаких проблем.

Никакой русофобии, о которой в России постоянно рассказывают по телевизору?

Дима: Абсолютно. И для нас это был шок, когда пропагандисты начали петь эту песню про притеснения русского языка в Киеве, в Украине. я задавал вопрос: “Папа, почему мы сюда не переехали? Почему мы живем в Туле? Есть Киев, прекраснейший город в прекраснейшей стране, почему мы не там? И почему у нас не так? Почему в Москве не так?”

Расскажите о своей довоенной общественной деятельности. Изменилась ли ваша социальная жизнь после войны?

Катя: Я признаюсь, что я достаточно мало прикладывала к этому усилия, потому что я больше сосредоточилась на учебе. Я учусь на самом сложном факультете - медицинском. Но это, конечно, не оправдание недостаточного участия в политической жизни. Учеба шла тяжело, на моем первом курсе сразу начался дистанционное обучение из-за Ковида, на втором тоже. На третьем как раз началась война. Поэтому я как-то пыталась успевать и на учебе, и при этом заботиться о семье. Но я могла делать больше, даже несмотря на учебу.

Дима: В России я в школе участвовал в волонтерской деятельности, я был волонтером. Но я тогда не воспринимал это как что-то идейное, просто как что-то полезное и хорошее.

Что это была за работа?

Дима: В Туле есть свой волонтерский центр. Социальные условия в России, когда я уезжал, были не очень. Один из примеров нашей работы: нужно было побыть Дедом Морозом в школе. Другой пример - сделать спектакль для людей в хосписе. Хосписы в России это жутчайшая вещь, находится там нереально, и мы пытались как-то этим людям поднять настроение, поддержать. Детские утренники, субботники - этим всем я занимался. После переезда в Чехию после поступления и первого курса я сразу же начал пытаться в рамках своего факультета каким то образом консолидировать русскоязычных ребят. Я первый раз познакомился с Катей на одном из таких вечеров. В начале года я собираю русскоязычных первокурсников на нашем факультете (людей из России, Украины, Беларуси, Казахстана), и вместе со старшекурсниками мы помогаем им не вылететь из института, как-то облегчаем жизнь и учебу. В этом году было 5 лет как я занимался этим. Но я понимаю сейчас, что уже тогда, после поступления, я должен был участвовать больше в политической жизни, потому что, если бы я это делал тогда, то уже сейчас, учитывая мой опыт участия в движении “Весна” в этом году , я бы мог делать намного больше. Сейчас все приходится начинать с нуля.

Катя: Это действительно непросто совмещать с учебой, особенно за границей и особенно на медицинском факультете. Ты постоянно учишься: в институте, после института в библиотеке, после библиотеки дома. Постоянно тесты, экзамены, вероятность вылететь на первом курсе очень высокая, отчисление значит билет обратно домой, это одна из причин почему мы помогаем в первую очередь первокурсникам. Это не масштабная деятельность, но даже для одного человека эта помощь может быть бесценна.

Дима, твои родственники этнические украинцы – возникали ли у них проблемы в России?

Дима: По паспорту мы все россияне. С русскими проблем не возникало. Но, может быть, я чего-то не знаю.

А ваши родственники знакомы? Они встречались лично или по интернету?

Дима: Да и лично, и по Интернету. Кроме папы [Кати], он до сих пор в Киеве находится.

Катя: Встретились вживую впервые в Чехии, с теми, кто успел выехать после начала войны.

Как прошло первое знакомство, и как сейчас общение?

Катя: Общение хорошее. Конечно, мои переживали немного, но они абсолютно нормально познакомились. Все прошло хорошо.

Изменилось ли как-либо отношение ваших родственников после войны к вам как к паре?

Катя: У меня одна бабушка спрашивала, не будет ли у меня проблем из за того, что я встречаюсь с россиянином. Я ее успокоила, сказала, что проблем не будет. Я могу более менее контролировать тех, кто находится рядом со мной сейчас. Конечно, они тоже находятся под влиянием пропаганды, которая проходит сейчас в рамках войны, это абсолютно понятно и ожидаемо. То есть идет пропаганда против пропаганды, из-за которой идет война в Украине, поэтому сейчас моя семья очень чувствительна. Это резко негативное отношение возникает к России, но не к людям лично. Но я понимаю, что эта пропаганда влияет тоже и на самочувствие моей семьи: находясь в постоянном стрессе, они себя и свою нервную систему просто изнашивают. Понятное дело, что нужна своя позиция, но она не должна влиять на семью и отношения.

Дима: Мои родители поддерживают и Украину, [как] и нас с Катей. Что касается родственников Кати, у меня нет иллюзий. Я понимаю, что так или иначе до конца моей жизни у них будет в лучшем случае огромный скепсис по отношению к России и к россиянам. В худшем случае это будет просто ненависть. Я и моя семья, мы все делаем для того, чтобы это осталось на уровне скепсиса, чтобы снизить градус неприятия и ненависти. Я не знаю, получится ли у меня это донести, но я хочу, чтобы у родственников Кати было понимание того, что есть в России хорошие, адекватные люди.

Катя: Я считаю, что это понимание у них есть. Просто из за того, что им пришлось незапланированно переехать, оставив дедушку, оставив свои привычки, свою привычную жизнь, оставив все, не стоит ожидать от них, что они будут спокойными и рассудительными. Я пытаюсь контролировать, чтобы они себе этим не вредили, потому что постоянный стресс ни к чему хорошему не приведет. Но, конечно, для них это гораздо гораздо больший стресс, чем даже для нас.

Как Катины родственники адаптировались в Чехии?

Катя: Они неплохо адаптируются. Чехия сделала достаточно много для того, чтобы адаптация для беженцев здесь проходила как можно более безболезненно. Есть бесплатные курсы чешского. Сестру взяли в среднюю школу без экзаменов. Брат ходит в садик для украинских детей, в адаптационную группу, у них обучение проходят на украинском и на чешском. Я считаю, что Чехия очень много приложила и продолжает прикладывать усилия для того, чтобы они чувствовали себя здесь как можно лучше.

После начала войны поменялось ли у вас обоих отношение к вашей власти?

Дима: Насчет самого главного врага свободного мира сего - Путина - скажем однозначно: мы его ненавидим и каждый день надеемся, что он умрет. И чем раньше это случится, тем раньше и закончится война, возможно. Начнутся какие-то перемены в России и, собственно, в каких-то больших масштабах. Ну, ничего другого мы сказать, наверное, и не можем.

Катя: Раньше, до полномасштабного вторжения, мы относились к Зеленскому как к обычному президенту, который выполняет свои функции. Что-то делает лучше, что-то хуже. Настоящую гордость я лично и мы все ощутили после 24 февраля. Мы рады, что сейчас стоит во главе лидер, который способен защищать страну и вести ее людей к победе.

Дима: У меня очень мало людей, про которых я мог бы сказать, что я хотел бы быть, как они. Даже несмотря на то, что Зеленский начал говорить о россиянах в Чехии, в Европе, что всех нас надо выслать, я его понимаю. Во-первых, то, что он сделал для страны, это героизм. А во вторых, это человек, который показал западному миру, какие политики могут быть в Восточной Европе на постсоветском пространстве. Даже Саакашвили не сделал то, что сделал Зеленский. И я думаю, что для россиян это отличный пример того, каково это быть патриотом в безумно сложное время для своей страны. Для белорусов это отличный пример того, как бороться за свою страну, даже если у тебя, как тебе кажется, плохие шансы. Зеленский это персона, которую я бы мог назвать своим героем.

Вопрос к Диме: за последние 10 или возможно болше лет, коснулось ли тебя или твоих близких ужесточение законов в России?

Дима: Меня лично нет, я в России уже семь лет не нахожусь. Я считаю, своей главной ошибкой то, что я в России не участвовал ни в каких митингах. Мне было 17-18 лет, я переезд, и все мои мысли были непосредственно об этом. Так что меня это напрямую не коснулось, как и моих родителей. Они ходили на митинги, но их ни разу не задерживали. Представителей ЛГБТ у нас в семье нет. В целом могу сказать, что нет, нас это не коснулось. С начала войны моя семья проживает в Германии, и они могут активно выражать свою антивоенную позицию.

Какие планы у вас лично и вашей семьи и как они поменялись из-за войны? Каким вы видите будущее вашей страны, России и Украины?

Катя: Наши цели частично поменялись, но в целом и до и после войны главное для нас стать хорошими врачами, работать в этой сфере - неважно, в Чехии или в другой стране Европы. Я верю, что война закончится, что Украина сможет отстроиться и восстановиться. У нас очень много талантливых людей, я лично знаю хороших успешных врачей из Украины, и я уверена, в других сферах деятельности тоже есть профессионалы своего дела, у нас много современных проектов, развитие на достаточно высоком уровне, и я уверена, Украина может стать европейской страной. Я лично точно планирую больше помогать студентам.

Дима: В первую очередь, я хочу, чтобы закончилась война и Украина победила. Что касается России, я надеюсь, что путинская власть уйдет и его наследие будет стерто с лица земли. я понимаю, что это не наступит в одночасье, к этому надо готовиться. я думаю. что молодое поколение и поколение 30+ имеет шансы стать нормальной страной и нормальной нацией. К сожалению, у нашего общества нет демократических и политических традиций, и чтобы достичь каких-то целей, придется очень много работать.

Вы видите себя и вашу семью живущими в Украине или России после войны?

Дима: Сейчас очень эмоциональный период, и так далеко загадывать мы не можем. Понятно, что сейчас Катя не захочет ехать в Россию ни при каких обстоятельствах. Я со своей стороны тоже понимаю, что меня сейчас не рады видеть в Украине, и это объяснимо. В будущем пока не очень ясно, как все будет развиваться. Я надеюсь, когда война закончится, наши государства смогут друг с другом договариваться хотя бы о минимальных вещах. В этом случае, огромной победой будет то, что мы хотя бы сможем ездить друг к другу в гости.

Как вы пережили 24 февраля?

Дима: Это было какое-то безумие и кошмар. Мы, как и многие, не ожидали и до последнего верили, что этого не случится, и это была наша ошибка, потому что если бы осознали, насколько велики на самом деле шансы, мы бы что-то предприняли. Хотя бы перевезли Катину семью заранее. Я постоянно испытывал чувство ненависти ко всей России, я не понимал, почему это случилось и почему никто не смог его остановить. Сейчас я понимаю, что это сделать на тот момент было уже невозможно, судя по тому, насколько сильна путинская тоталитарная машина. Все мои мысли были только о том, чтобы Катина семья добралась до границы, как угодно. Мы сидели смотрели по Google maps как они ехали, я не пошел в университет, просто не мог. В тот момент уже было известно, что происходит в Буче, я смотрел где этот город и где они. Они остановились в небольшом населенном пункте под Киевом (Васильковка, там военная база), и мы практически тут же получили новость, что там высаживается российский десант. Моя мама из-за войны попала в больницу с аритмией. Мы все были совершенно не готовы.

Катя: Я понимала, что ко мне мои родственники мало прислушиваются, все все еще видели во мне ребенка, они под влиянием стресса действовали хаотично и не совсем понимали, что происходит. Но к такому никто не был готов, хоть тревожный чемоданчик и был наготове. До последнего надеялись на лучшее, никто не мог представить, что буквально завтра тебе придется повернуть жизнь на 180 градусов, уехать в чужую страну.

Как реагируют окружающие, когда узнают что вы пара русский-украинка?

Дима: В целом, люди рады узнавать, что любви не преграда даже такая страшная вещь как война. Но, я должен сказать, что в нашем окружении находятся очень интеллигентные люди, понмающие сложность сегодняшний ситуации.

Если были недопонимания и возможно даже споры - между родственниками, между вами самими - как вы их решали?

Дима: Мне пару раз не нравилось, когда родители Кати использовали слова "Рашка" или "Русня", но я понимаю, что сейчас очень трудное время и не виню их. Один раз они сказали что все россияне недалекие, но я сказал, что я тоже россиянин. Они все поняли и перестали при мне так говорить.

Знала ли семья Кати о пропаганде в россии последние 8 лет (ущемление русских в Донецке, распятый мальчик, украинские нацисты и пр.)? Что они думали по этому поводу, как реагировали?

Катя: Безусловно знала, как я говорила, у меня есть родственники в России, они примерно понимают насколько пропаганда сильна. Сами же они не верят всем российским медиа, как путинским, так и демократическим, что порой грустно.

Что вы посоветуете таким же парам, как вы: как пережить это время, как пережить конфликты в семье?

Дима: Я как россиянин, посоветовал бы всем ребятам из России, чтобы они поняли и приняли, что украинцы нас никогда не простят. Если мы имеем ввиду слово «Прощение» с большой буквы. Его не будет. Но это не означает что мы не люди, что мы не можем любить друг друга, что мы не можем быть счастливыми друг с другом. Это не означает что прощение россиян перед украинцами должно стоять на первом месте у русско-украинских пар. Сейчас очень сложное время, но любовь всё равно сильнее и даже того зла как война. Сохраните свои отношения, работайте над ними, обсуждайте ваши чувства, любите друг друга. И в целом, я бы посоветовал каждому россиянину, который хочет чтобы этот кошмар никогда не повторился, быть политически активным, солидаризироваться с другими россиянами, участвовать в антивоенных инициативах. Последние я бы брал как какую-то основу для каждого ответственного человека.

Катя: Для начала советую понять, что возникновение конфликта не означает конец отношений. Мне лично в начале полномасштабного вторжения было проще ненавидеть всех россиян, а моих близких считать этническими украинцами. Меня переполняла злость и ненависть из-за военных преступлений российских военных. Частично это переносилось на отношения. В эти моменты важно обсуждать болезненные/ спорные ситуации, относиться с пониманием и терпением к друг другу. Стараться не воспринимать агрессию в свой адрес (российской стороне). Больше разговаривать, не обходить темы войны стороной. Не поддаваться пропаганде, читать проверенные источники, критически мыслить. Мне кажется, также важно заниматься помогать ВСУ, заниматься политической деятельностью, волонтерить, объединиться вокруг этого.